Эти три истории не реконструкция судеб персонажей с традиционными для такого жанра вымышленными диалогами и присочиненной фактурой. По сути, это три психологических портрета, труд создания которых имел вполне определенную цель. Коллекционеров во много раз меньше, чем художников. Великих коллекционеров вообще единицы. Искусствовед Наталия Семенова всю жизнь упорно «копает в одном направлении», ища возбудителя страсти к собирательству, исследуя «синдром» Щукина, «феномен» Морозова. Недаром же один из них описывал: «Стоит нам посмотреть на рисунок, картину или любую другую вещь, как мы настораживаемся. Не можем сразу определить, в чем дело, но что-то чувствуем».
Исследователь то и дело задается вопросом, что двигало купцами, спускающими миллионы на матиссов, сезаннов, пикассо, покупающих «такие ужасы», эпатируя воспитанных на передвижничестве буржуа? Возможно, желая поскорее избавиться от дедовского крепостного наследия, московские текстильные и чайные короли с такой энергией бросались в бизнес и собирательство, позволяющее доказать себе и окружающим собственную избранность? Или подарив коллекцию городу, получить взамен чин действительного статского советника? По крупицам собирая информацию, автор исследуют судьбы московских коллекционеров.
Главные ее герои — Сергей Щукин, Иван Морозов, Илья Остроухов. Но суть этой книги составляют не столько истории большой тройки, сколько вообще особый мир московского купечества. Там все другу другу в той или иной степени родственники, живут рядом, у всех куча детей, которые вместе учатся, в своем кругу женятся, пересекаются в путешествиях и делах. Там каждый со своими тараканами, кто-то сибарит, а кто-то затворник, кто-то бежит от всего русского, как от заразы, а кто-то не может себе помыслить жизни иной, чем московская, кто-то говорит на пяти языках, а кто-то и на русском-то до конца жизни плохо пишет, а собирает безошибочно.
Одни сорят деньгами, другие не дадут и лишней полтины. И из круговерти этих характеров и причуд рождаются удивительные собрания. Русские купцы скупают Гогенов и Сезаннов, влюбляются в полотна мало кому нужного и в Париже Матисса, везут Пикассо в не переварившую еще даже импрессионистов Москву, где публика на это искусство смотрит, «как эскимосы на патефон». Читать об этом русском чуде чрезвычайно увлекательно. Книга просто написана, но ее автору безоговорочно веришь. Академического труда, в такой степени фактологически наполненного, еще нет. Про «искусство и деньги» у нас все еще говорят вполголоса — но не Семенова.